Тёмные перегоны метро, десятки километров извилистых туннелей, светлые станции и люди, люди, люди. В этом метро люди были везде, в вестибюлях станций, на вереницах эскалаторов, на платформах и в поездах. Я тоже был частью метро, маленькой - маленькой частью этого огромного организма. Я стоял, положив ладони на стекло двери и смотрел в темноту, туда, где причудливо извивались провода, туда, где время от времени загорался яркий огонёк и тот час же исчезал где то позади состава, туда, где мелькали странные двери ведущие к каким то страшным тайнам Питерской подземки. Яркий свет, розовая облицовка стен, едва различимые буквы на стене, поезд начал тормозить, но не сразу, первый вагон, ему нужно проехать ещё почти пол станции, я любил первый вагон, любил смотреть на человечков вдоль платформы, мелькающих как в старинных мультфильмах. Это была не моя остановка, я совершенно не знал этой станции, но мне нужно было выходить, именно сейчас, в этот самый момент. Двери открылись, и я сделал первый шаг, второй, третий, десятый, я шёл в сторону эскалаторов, мне нужно было наверх, хотя нет, нет, мне совершенно не нужно было ничего там наверху, просто, какое то стечение обстоятельств сегодня сделало выбор за меня, и выбором была эта станция, так неудачно попавшая в список точно таких же претендентов. "Политехническая" было написано на стенах станции, тусклой и какой то ржавой, стены станции вроде были какими то сероватыми, но свет жёлтых, натриевых ламп перекрашивал их в тёмно жёлтый, и белый потолок, и гранитный пол, всё было жёлтым, всё было ржавым. Если ехать в первом вагоне, то это не так заметно, станция пролетает за секунды, вспыхивая жёлтым, и тут же сменяется темнотой туннеля, но если топать по ней ножками, вот тогда с головой окунаешься в жёлто - ржавый полумрак. Я знаю, я пробовал, я был пару раз на этой станции и она мне не нравилась, совсем, вообще, не сколько, в Питере было много унылых станций, но Политехническая, это была вершина треугольника, острый конец которого смотрел вниз. На эскалаторе было немного получше, в конце то концов, ржавого здесь не было, лампы, словно металлические грибы со светящимися шляпками вырастали из красного мха, вроде как ремонт тут недавно затеяли, а крыша уже протекает. Еду, мотаю про себя своё дальнейшее поведение, выходит вроде как хорошо, но, когда я мечтаю про пятёрки в дневнике, вроде выходит тоже, всё нормально, а на деле, тройка уже за счастье. Последние лампы, десять штук, пересчитываю их ещё раз, девять, провожаю взглядом одну из них, стойка с идиотской рекламой и ещё одна лампа остаётся за спиной, пора. А вы знаете, как это бывает страшно, как сердце начинает бешено колотится, в голове бардак и руки, словно в киселе. Всё то, что старательно прокручивал у себя в голове вдруг превратилось в дым, в пустоту, сродни этой чёртовой станции, превращающий сверкающий металл в бурую ржавчину. Последние три лампы, глубоко дышу, по лбу катятся капельки пота, я бы вытер, но руки заняты другим, полиэтиленовый пакет. Две. Звуков вокруг меня больше нет, только громогласный стук сердца в ушах. Одна. Цвета померкли, голова слегка кружится, вот это мне страшно, по настоящему, не какой то там лохматый паучок, или ожидание ремня за вчерашний прогул, это настоящий страх, реальнее всего реально, да чёрт возьми, его даже можно потрогать. Всё. Достаю из пакета большую банку из под чипсов "Pringles", срываю с наклейки на дне защитную полосу, дёргаю "черкаш", язычок огня побежал по пропитанной селитрой, толстой, хлопковой нити, теперь прилепить банку на самый край наклонной части эскалатора и бежать, бежать, бежать. Хочу на прощание крикнуть во всё горло "Ложись", но забываю, хватаю упавший на ступеньки пакет и выбегаю в холл, двери, улица, бегу так, как никогда ещё не бегал, медицинская маска на лице сбивает дыхание, кепка сильно съехала на бок и капюшон толстовки лезет в глаза, а я бегу, мне даже кажется, что за мной никто не бежит, но вы попробуйте объяснить это своему страху. Где то в голове проносятся отрывистые картинки, десятки напуганных людей, банка из под чипсов, стоящая на краю наклонной части эскалатора, маленький огонёк, который вот - вот пережжёт бумажную ленту, и банка начнёт медленно наклоняться, ничем не закреплённая крышка сорвётся и вниз полетят несколько сотен маленьких шариков, они будут отскакивать от ламп - грибов, попадать в людей, катится по желобам, разлетаться в разные стороны и снова катится, несколько сотен желатиновых шариков с рыбьим жиром. Забегаю в парк, никого, вообще никого, не одного живого человека, да и мёртвых тоже, не видать, даже если они и есть, нахожу в кустах спрятанный заранее рюкзак, толстовка, медицинская маска, кепка с огромным козырьком, всё это в полиэтиленовый пакет и обратно в кусты, переодеваю футболку, её никто не видел, но она насквозь пропиталась потом и страхом, надеваю сверху лёгкую джинсовку и всё, иду к выходу из парка, теперь я, это совсем другой человек, другой я. Я не ношу кепки, я рыжий, у меня огненно красные волосы и я показываю их людям, люди должны радоваться глядя на меня, я никогда не надену медицинскую маску, у меня на морде полно веснушек, мне это нравится и люди, глядя на меня, улыбаются, лёгкая джинсовая куртка, можно конечно было оставить и ярко зелёную толстовку с капюшоном, но она же такая заметная и глаза от неё больше болят, чем радуют взгляд, цветной пакет сменился неприметным серым рюкзаком за плечами, набитым книжками и тетрадками, я же мелкий, "Школота", а значит, знание, это наше всё. А теперь на трамвайную остановку и по домам, завтра мне расскажут, что там было после моего ухода, а ещё, мне интересно, как долго "Ржавая" будет вонять рыбьим жиром.